[indent]Голова чертовски болела и гудела так, будто бы в ней поселился большой пчелиный рой, который с каждым неловким движением всё сильнее жалил несчастного Сергея, которому только и оставалось, что стонать, сетуя на свою долю, и проклинать вчерашних товарищей за устроенную попойку. Сколько же они выпили? После пятой бутылки он перестал считать. Главное, что было весело и хотелось еще и еще. Последнее, что Разумовский помнил, как они всей своей дружной толпою ехали кутить к цыганам и один из компании предлагал выкупить у них медведя, а после нарядить его в мундир да пустить в карете по улицам. Ни самих цыган, ни тем более медведя Серёжа не помнил. Да и доехали ли они? Если остальные друзья были столь же пьяны, как и граф Разумовский, то вряд ли они смогли даже выбраться из экипажа, который наняли по случаю своего кутежа. Как Сергей добрался до дома, он тоже не помнил. Но с трудом разлепив один глаз, заметил, что вещи его были аккуратно сложены, а не разбросаны по всей комнате, как он сам полагал. Вероятно Архип постарался, он же наверняка и притащил домой вусмерть пьяного барина.
[indent]Сергей попытался приподняться на кровати и тут же со стоном рухнул обратно. Яркое солнце, пробивающееся сквозь щели в ставнях, больно резало глаза. Пить хотелось нестерпимо. Он пошарил ладонью по прикроватному столику, рука поймала лишь пустоту. Никто не оставил несчастному графу даже стакана воды. Ну, какие же изверги бесчеловечные!
[indent]- Воды... - хрипло простонало то, что еще вчера носило громкое имя Сергея Владимировича Разумовского. Но призыв этот остался лишь гласом вопиющего в пустыне, на который никто не забежал в комнату, начиная привычно хлопотать, угождая барину.
[indent]- Воды!.. - уже более уверенно позвал Сергей. Однако, ни Архип, ни Глашка на голос барина не явились тотчас и не встали перед ним как лист перед травою. Серёжа обиженно сел и надул обветренные губы. Похоже, про него все забыли. Может, он тут умирает, а им всё равно!
[indent]С горем пополам молодой граф поднялся с постели и прошлепал босыми ногами в гостиную, где надеялся найти графин с водой. Графин действительно обнаружился в положенном месте и Разумовский присосался прямо к горлышку, жадно глотая живительную влагу, стекающую тонкими ручейками прямо по его подбородку. Где-то слева зашуршали, и в комнату вошел Архип, неся пузатый самовар, пышущий жаром.
[indent]- А, проснулись, наконец, ваше высокоблагородие, - старик весело крякнул, устанавливая самовар на стол, - Ух и горазды же вы спать, Сергей Владимирович. В былые-то времена, когда дома жили, разве ж вас батюшка...
[indent]- Я тебя умоляю, заткнись! Et sans toi, la tête se fend! - Серёжа с грохотом поставил почти пустой графин на стол, - Какой чай, Архип! Лучше вина бы принес...
[indent]- А я и без французского вижу, что хвораете вы сильно. но да кто ж в этом виноват? - слуга укоризненно покачал головой, а потом вдруг спохватился, - Да что ж это я... Тут же... вот... дожидаются вас...
[indent]И старик посторонился, открывая молодому графу вид на спокойно сидящего в кресле незнакомого молодого офицера, который, выходит, всё это время был в комнате и не проронил ни слова.
[indent]- Voici les caractéristiques de la! - Разумовский дернулся, понимая, насколько глупо выглядит босой и в нижнем белье перед совершенно незнакомым человеком, одетым по полной выкладке, - А вы... как здесь?
[indent]Сергей начал лихорадочно соображать, откуда в его доме мог взяться капитан. По виду последнего нельзя было предположить, что давеча они кутили вместе, уж слишком строго и невозмутимо он выглядел. Но тогда кто это и для чего ему надобен граф Разумовский?

[indent]Утро начиналось совсем не по-доброму, несмотря на то, что вообще-то было уже почти два часа пополудни. Какой чёрт принёс к ним в дом этого Волкова, Серёжа решительно не понимал. Он несколько раз медленно моргнул, в глубине души искренне надеясь, что офицер исчезнет в неизвестном направлении, откуда и появился минутой ранее. Но нет, сколько бы Разумовский не зажмуривался, капитан остался стоять ровно на том месте, где он его увидел. Оставалось понять, на кой ляд дядюшка притащил в дом этого вояку, и доколе он будет продолжать считать его, Серёжу, недорослем. Молодому графу Разумовскому недавно миновал уж восемнадцатый год. Сам дядюшка, по его же собственным словам, в этом возрасте уже во всю воевал с турками, а Сергея почему-то держит за неразумное дитя, которому непременно нужна нянька!
[indent]Серёжа нахмурился, скрестив руки на груди. Почему этот Волков считает, что он может командовать в его доме? Никуда Разумовский с ним не пойдет. Он вообще планировал просто выпить воды и завалиться в постель до самого позднего вечера. А ближе к ночи обещал заехать Загурский со своим кузеном и забрать Разумовского в салон к пани Млотковской. О салоне ходили такие слухи, что побывать в нем был обязан каждый уважающий себя молодой дворянин при деньгах. Сергей же был молод, богат и недурён собою. Перед такими, как он, открывались двери абсолютно любых салонов и игорных домов. А теперь явился какой-то капитан и требует от Разумовского подчинения? С чего бы! Серёжа ведь даже не военный.
[indent]Тряхнув рыжей копной волос, Разумовский тут же пожалел об этом опрометчивом поступке, потому что голова, которая и без того гудела подобно улью, заболела с такой нестерпимой силой, что молодой граф, не выдержав, застонал похлеще всякого раненого на поле брани. Юноша пошатнулся и рухнул в ближайшее кресло, изобразив самый что ни на есть несчастный вид умирающего от тяжелой болезни человека. Высунувшаяся было из кухни Глашка заохала, явно сочувствуя несчастному сиротинушке. Сергей, тем временем, приоткрыл один глаз, оценивая, какое впечатление его спектакль произвел на капитана. Но Волков всё так же продолжал стоять каменным изваянием с такой суровой миной, что на подоконнике вяли дядюшкины  маргаритки от одного только его взгляда.
[indent]- С чего вы решили, что я куда-то с вами пойду, сударь? - наконец, подал голос Разумовский, - Не знаю, зачем вас пригласил мой дядюшка, но вот с ним эти проблемы и решайте. Я же никуда с вами идти не желаю и вообще настоятельно прошу вас покинуть мой дом.
[indent]Удовлетворенный собственным поведением, Серёжа с самым самодовольным видом развалился в кресле, таким образом показывая, что и двинуться с места не намерен. Исподнее, которое он демонстрировал незнакомому человеку, его вовсе не смущало. В конце концов, он его в гости не приглашал. А если дяде вздумалось звать этого офицера, то пусть сам бы его и развлекал. Волков, между тем, продолжал играть с ним в гляделки и явно никуда уходить не собирался. Денег ему дать, что ли?
[indent]В животе предательски заурчало, напоминая молодому человеку, что он вообще-то не ел со вчерашнего вечера. Спать больше не хотелось, а день уже всё равно был испорчен.
[indent]- Есть хотите? - вдруг спросил граф, вновь взглянув на своего незваного гостя, - Глашка сейчас поздний завтрак подаст. Сколько дядя вам обещал денег? Давайте я дам в два раза больше и вы оставите меня в покое? По рукам? Деньги вообще не проблема! Мне уже восемнадцать! Не думайте, я взрослый мужчина!
[indent]Последнее прозвучало как-то глупо. Словно он вздумал оправдываться перед этим Волковым, который при ближайшем рассмотрении был старше его на добрую десятку лет и уже наверняка успел обзавестись женой и детьми. Тогда ему тем более нужны были деньги! Или военным запрещено жениться? В этом Серёжа был полным профаном.
[indent]В дверях вновь зашуршали и, громко откашлявшись, в гостиную вновь заглянул Архип, хитрым прищуром оглядывая обоих мужчин.
[indent]- Тут это... Иван Петрович велели передать, что в саду всё готово, ежели вам будет угодно туда пройти.
[indent]Серёжа недовольно зыркнул на старого  слугу, а потом вновь перевел взгляд на Волкова. Что это они задумали вместе с его дядюшкой? Но по всему выходило, что явно ждать хорошего не приходилось. Разумовский обреченно вздохнул, со стоном откидываясь на спинку кресла.

[indent]В гостиной грозила разразиться настоящая буря. Молодой Разумовский вскинулся с самым воинственным видом, едва не швырнув в лицо Волкову прилетевшие в него вещи. Что этот зарвавшийся офицер вообще себе позволяет! Сергей вообще-то у себя дома и волен даже вышвырнуть непрошенного гостя вон. Синие глаза зло сверкнули. Весь вид Разумовского давал понять, что так запросто он сдаваться не намерен. Не потащит же он его действительно силком в сад! Одного взгляда на этого сумасшедшего ротмистра было достаточно, чтобы понять - потащит. Любезный дядюшка Иван Петрович явно дал этому Волкову карт-бланш в отношении своего племянника, иначе бы он не вел себя так, словно Серёжа был не молодым мужчиной, а нерадивым школяром. Дух противоречия вскипал в груди юноши, но он так и не решился высказать капитану всё, что думает о нем, о дядюшке и об их замашках доморощенных тиранов.
[indent]- Сатрап! - зло пробурчал Серёжа себе под нос, демонстративно поднимаясь из кресла и скидывая с себя ночную рубаху. Раз такие правила, то и переодеваться он будет прямо здесь, раз уж они с дядей решили устроить в семейном гнезде военную казарму, забыв, правда, спросить на это согласия самого Сергея. Ну и пусть! Он не завтракал, у него раскалывается голова, он вообще не готов ни к какой физической активности, поэтому если Разумовский помрёт, то пусть это остается на совести его мучителей. Серёжа искренне надеялся, что дяде будет стыдно, а вот в непробиваемости Волкова сомневаться не приходилось. Наверняка у него и сердца нет! Вместо сердца у таких людей - воинский устав, нарушение которого сурово карается. Интересно, он и наказывать Серёжу намерен?
[indent]- Что вы вообще можете знать обо мне? - Разумовский втиснулся в узкие брюки для верховой езды, - Или о моем отце? Его никто не просил умирать и... Если бы матушка была жива, то всё было бы иначе! Вообще всё! - Разумовский шмыгнул носом, еще не хватало показывать свою слабость перед незнакомым человеком, - Если вам угодно надо мной издеваться, то пойдемте и скорее с этим покончим.
[indent]Что этот ротмистр возомнил о себе? Кто он такой, чтобы рассуждать о том, кто есть такой Сергей Разумовский? Что он вооБще о нем знает, кроме жалоб выжившего из ума старика! Они все думают, что он просто прожигает свою жизнь, не вылезая из питейных заведений и игорных домов. Но разве кто-то спросил хоть раз, что он чувствует? Ни разу! Ни одного чёртова раза с тех пор, как умерла матушка! Его никогда никто не любил, кроме нее. Сначала отец, считавший, что Анна Семёновна, тонкая, чувствительная натура, растит из Серёжи девицу. Потом после его смерти - дядя, старый вояка, который не гнушался методами екатерининской эпохи в воспитании недоросля. Как будто бы розги могут сделать из кого-то достойного мужа! Да и кто он, этот достойный муж? Сергей и так учился лучше всех в пансионе, к двенадцати годам перечитал всю огромную библиотеку отца, затем добрался до дядиной, сносно играл на фортепиано и даже сочинял стихи, которые стеснялся кому-то показывать, опасаясь насмешек того же дяди. Но ему всё равно не нравилось поведение юноши. Он никогда не бывал доволен. Что ж, любезный Иван Петрович, хочется верить, что вот такой племянник, завсегдатай кабаков и салонов, вам больше по нраву и больше подходит под звание достойного мужа. Но судя по появлению в доме Волкова, дядя вновь был недоволен. Какого же чёрта еще ему было нужно от Сергея?
[indent]- Куда идти? - Разумовский с вызовом посмотрела на офицера, следуя к выходу. Порывистый ветер с Финского залива мгновенно остудил его воинственный пыл, заставляя поёжиться в одной рубахе и обхватить себя руками, чтобы сразу же не замерзнуть. Если он простудится и умрёт, то это, возможно, будет даже не самым плохим вариантом. По крайней мере, от него, наконец, отстанут все, кто знает, как ему лучше жить и как должно и надобно себя вести в обществе. Умереть на глазах у Волкова было бы особенно сладко. Может, у этой машины для убийств тоже отыщется сердце, хоть пока в это верится довольно слабо.

[indent]В саду их ожидал целый шатер, устланный серым сукном. Серёжа хмыкнул. Его мучители неплохо подготовились к экзекуции. Кажется, дядюшка вытряхнул из своих закромов походную палатку времен войны с Buonaparte, вариантов другого происхождения шатра у юноши не было. Он осторожно ступил внутрь, оглядываясь по сторонам. Ничего не обычного, палатка как палатка. Здесь было значительно теплее, чем на улице, и он даже перестал ёжиться от каждого порыва ветра, который внутрь попросту не проникал. Однако, экскурсия закончилась, не успев начаться. Этот противный Волков тут же приступил к своим обязанностям инквизитора, велев Серёже разминаться. Разумовский театрально закатил глаза, но всё же нехотя покрутил запястьями. Дядюшка, помешанный на военной муштре, тоже некогда пытался приучить своего племянника к физическим упражнениям, апеллируя к тому, что даже древние римляне считали, дескать, "Mens sana in corpore sano": в здоровом теле - здоровый дух. Серёжа на это всегда возражал, что они-то, к счастью, не в Древнем Риме и в гладиаторских боях ему участвовать не нужно. Сергей бы с большим удовольствием уехал в Европу слушать лекции по философии в каком-нибудь германском университете. Но дядюшка, считавший, что оттуда юноша, с его-то бунтарским характером, непременно понаберется вольнодумных мыслей, ни в какую не давал согласия, а, самое главное, денег на отъезд в Европу. Наивный! Как будто бы революционных идей нельзя понабраться в Петербурге!
[indent]Как бы то ни было, даже без Европы, граф не стремился в современные гладиаторы. Молодого Разумовского вполне устраивали верховые прогулки по выходным и уроки фехтования, полученные им еще во времена учебы в лицее. Он никогда не был в этом лучшим учеником, но сейчас бы не без удовольствия проткнул Волкову его самодовольную тушу.
[indent]Сергей оглядел ротмистра с головы до ног. Тот был почти в сажень высотой, широкоплечий и мускулистый. Серёжины изящные кисти с тонкими пальцами ни в какое сравнение не шли с ладонями этого верзилы. Похоже, даже будь Разумовский неплохим фехтовальщиком, против Волкова у него не было ни единого шанса. И откуда такие только берутся! Юноша досадливо шмыгнул носом.
[indent]- Скажите, что вы шутите! - голос графа истерично надломился на самом середине фразы, выдавая его раздражение и яростное бессилие перед ротмистром.
[indent]По виду Волкова было понятно, что нет, он не шутит и приседать Серёже придется, иначе тот заставит его силком. Первые двадцать раз дались Разумовскому довольно легко. Он при каждой попытке демонстративно зло сверкал синим взглядом, не сводя глаз со своего мучителя, но тот был непреклонен. Последние десять раз поубавили в молодом графе энтузиазма, и доделывал упражнение он уже через силу и с явным усилием и терпением.
[indent]- Я вас ненавижу, Волков, - зло прошипел Разумовский, пытаясь отдышаться после выполнения упражнения, - Вас и дядюшку. Можете так ему и передать.
[indent]Но за банальными приседаниями последовали другие упражнения. Серёжа дал себе слово дворянина, что не доставит Волкову радости и сделает всё, что тот от него потребует, даже если после этого ему придется умереть. После нескольких подходов, тело, непривыкшее к такого рода физической нагрузке, изрядно ломило, а рубаха неприятно липла к телу.
[indent]- Я весь потом провонял! - Серёжа брезгливо поморщился, - Может, хватит на сегодня экзекуций? Ко мне скоро должны прийти.
[indent]Он совсем позабыл про визит Загурского с кузеном, а, судя по всему, те могли нагрянуть в любую минуту. Не ехать же в салон в таком виде! Но непробиваемое безэмоциональное лицо ротмистра говорило о том, что тот и не думал заканчивать. Конечно, не он же тут мучился!
[indent]- Только не говорите, что мы еще не закончили! - Серёжа недовольно фыркнул и скрестил руки на груди, всем видом показывая, что дольше слушаться Волкова не намерен.

[indent]Интересно, он успеет сделать решето из Волкова, пока не прибыл Загурский? Было бы неплохо, честно говоря. Вот только лучшим фехтовальщиком Разумовский никогда не был, хотя и умел держать в руках саблю. Уроки фехтования не были самыми любимыми у него в лицее, но без этого не удалось бы получить аттестат. Пришлось кое-чему научиться даже Серёже, но не факт, что он справится с профессиональным воякой, который, наверное, упражняется по несколько раз на дню. К тому же, юноша уже изрядно утомился, выполняя заданные Волковым упражнения. С другой стороны, ротмистр Волков явно тяжелее его и, вероятно, неповоротливее. У Серёжи был шанс.
[indent]Разумовский принял саблю из рук офицера и немного согнул ее клинок, проверяя жесткость. Волков же уже успел отойти на пару шагов, принимая боевую стойку. Они обменялись традиционными поклонами, и... через мгновение на молодого графа обрушился целый шквал ударов. Он едва успевал уворачиваться, подпрыгивая на месте и кружась, словно юла. Ротмистр напирал с такой силой, не желая делать Серёже никаких поблажек и послаблений, как будто у них и впрямь была какая-то дуэль ни на жизнь, а на смерть. Графу оставалось только отражать удары и пытаться наносить их в ответ, что было в данной ситуации весьма затруднительным.
[indent]В какой-то момент Серёжа изловчился, прыгнув прямо на Волкова, лезвие сверкнуло в воздухе, раздался треск рвущейся ткани, и клинок полоснул по коже ротмистра, оставляя алую царапину чуть ниже ключицы. Серёжа издал победный клич, но офицер явно и не думал сдаваться, несмотря на то, что на белой рубахе выступили яркие пятна крови. Однако, это обнадежило Разумовского, заставив его несколько потерять бдительность. Лезвие сабли Волкова чиркнуло о парусиновую стенку шатра вместо плеча увернувшегося юноши.
[indent]- Сударь, вы рискуете проткнуть в палатке моего дядюшки дыру! - Серёжа усмехнулся. - Он вам этого не простит. Он берег эту реликвию со времен войны с Buonaparte.
[indent]Молодой граф одарил Волкова самодовольной улыбкой и тут же был наказан. Ротмистр умудрился сделать какой-то обманный удар, и вот Серёжа, растерянно хлопая ресницами, уже валялся на полу, тяжело дыша. Холодное острое лезвие уперлось в грудь юноши, а сам Волков навис над ним, внимательно разглядывая. Разумовскому показалось, что тот готов усмехнуться, однако, сдержался, одним своим видом говоря: "Вы убиты, сударь". Разумовский шумно сглотнул пересохшим горлом. Самонадеянность всегда рискует быть наказанной. Как он мог забыть эту простую истину?
[indent]Лежать поверженным на импровизированном поле брани было стыдно. радовало хотя бы то. что ротмистр не злорадствовал, хотя имел на это полное право. Серёжа бы так и сделал. Он зажмурился, а потом осторожно приоткрыл глаза, чтобы посмотреть в лицо офицера. Мысль, поразившая его в это мгновение, испугала молодого графа до чертиков. Этот ротмистр Волков был чертовски красив. Очень странные мысли для человека, которому в грудь упирается клинок сабли.
[indent]- Кхе-кхе... - в шатер просунулась взлохмаченная голова Архипа, придирчиво оглядевшего мизансцену, свидетелем которой он стал, - Сергей Владимирович, там господин Загурский приехали-с. Просят принять.
[indent]- Вот чёрт! - Серёжа дернулся, но, напоровшись на лезвие, вновь замер, - Довольно! Не слышали, что ли, что ко мне приехали гости? - граф закопошился, гневно сверкая своими синими глазами, - Скажи Михаилу Андреевичу, что я сейчас приду, - крикнул Разумовский слуге и вновь перевел взгляд на Волкова, который и не думал, кажется, убирать саблю, - Да пустите же меня!

[indent]Серёжа в очередной раз дёрнулся. Ему было неприятно, что слуга застал его в таком незавидном положении у ног Волкова. Конечно, Архип был добрым стариком, знавшим юного Разумовского с самого детства, и не посмел бы даже подумать о своем барине чего-то дурного. Он и пышногрудая розовощекая кухарка Глашка были, пожалуй, единственными близкими людьми у Серёжи здесь в Петербурге, добровольно согласившиеся переехать вслед за графом в этот дом после смерти его родителей. С дядей у Серёжи никогда не было особенной близости. Несмотря на то, что тому Господь не дал собственных детей, особенных нежных чувств к племяннику бывший солдафон не испытывал, скорее воспринимая присутствие Серёжи в своем доме как вынужденную необходимость, долг перед покойным братом. Разумовский-младший, будучи от природы тонким и внимательным ребенком, это очень хорошо чувствовал. Он старался искать дядюшкиной симпатии, проявляя все свои таланты в учёбе, становясь лучшим и рассчитывая на заслуженную похвалу. Но вместо этого каждый раз натыкался лишь на глухую стену безразличия. Ивану Петровичу было попросту не до племянника, он считал, что мальчику вполне достаточно того, что он его полностью содержит и дает ему отличное образование. А излишние сантименты - это совсем не для мужчин. Сергей же хотел вырасти настоящим мужчиной?
[indent]Но дядюшкино безупречное воспитание дало сбой, и юный Сергей Разумовский взбунтовался, едва ему исполнилось шестнадцать лет. Возраст и сам по себе довольно сложный, а тут еще полное отсутствие материнской ласки и душевной теплоты. Конечно, это не могло пройти бесследно. Серёжу с легкостью затянуло в весёлые компании, которые он, по правде сказать, и сам почитал за дурные, но там было легко, а главное весело. И никто не докучал своим морализаторством. На все претензии старого графа Серёжа отвечал лишь знаменитое "Где? укажите нам, отечества отцы, которых мы должны принять за образцы?, всем своим видом и образом жизни показывая, что собственного родственника за таковой образец он не почитает. Иван Петрович же, к старости сделавшийся сентиментальным, такому обращению с собой обижался, видно начисто позабыв, как сам еще несколько лет назад не обращал на племянника никакого внимания, а если и обращал, то непременно был чем-то недоволен и порой даже не чурался телесных наказаний.
[indent]- Что значит не будет? - Серёжа вытаращил на ротмистра удивленные глаза, - Вы считаете, что вправе что-то решать за меня? Или забыли, что я давно совершеннолетний? Как вы вообще смеете...
[indent]Разумовский недоговорил. Похоже его дядя окончательно выжил из ума, раз позволяет этому Волкову хозяйничать в их собственном доме и вести себя так, будто он по меньшей мере генерал, а Серёжа - неразумный кадет. Если так, то он тайно убежит из дома ночью! Никто не смеет удерживать его силой. Разумовский зло сверкнул глазами. По правде сказать. все эти идеи ночных побегов звучали очень по-детски. Право слово, не в окошко же он собрался вылезать ночью по простыням! Дворовые засмеют, если узнают.
[indent]- Да уберите вы свою саблю!- юноша в сердцах оттолкнул рукой клинок от своей груди, чудом не поранившись, - Коли вы намерены держать меня здесь взаперти, то прикажите хотя бы Архипу принести нам вина!
[indent]Серёжа поднялся, обиженно глядя на невозмутимого ротмистра. Неужто он и вправду собрался удерживать его дома силой? Юноша фыркнул и выбежал из палатки, направляясь к дому, по пути заметив, как от крыльца отъехала, скрипя несмазанными рессорами, коляска. Теперь еще объясняться с Загурским, которому он обещал непременно поехать вместе. Придётся сослаться на недомогание. Только бы Архип в сердцах не наговорил тому лишнего, не то Серёже не избежать насмешек от приятелей. Загурский, несмотря на то, что был человеком интересным и очень широких и демократичных взглядов, слыл в их компании известным сплетником. Хорошо, что он не видел Волкова, а то наверняка бы уже сочинил какую-нибудь нелепую пикантную историю. Широта взглядов Михаила Загурского это как раз позволяла. Без ложной скромности можно было сказать, что именно он и стал тем искусителем, который сбил Сергея Разумовского с пути истинного, показав тому мир порока и разврата во всем его чарующем и манящем великолепии.
[indent]Но раз сегодня Серёже предстояло остаться дома, он решил запереться в собственной комнате, объявив драконовским методам Волкова молчаливый протест. Можно было бы еще заодно объявить голодовку, но в животе предательски урчало, поэтому юный граф решил сперва перекусить, а уж потом голодать себе на здоровье. Вооружившись французским романом в одной руке и расстегаем - в другой, Разумовский занял оборонительную позицию в кресле в собственной комнате. Судя по дневным выходкам, сомневаться не приходилось - Волков его везде достанет. Но раздосадованный сорвавшейся поездкой Серёжа был настроен держать оборону до конца.

[indent]Серёжа возмущенно запротестовал, в сердцах норовя швырнуть полотенце обратно в лицо Волкову. Никогда прежде никто не смел решать за него, что ему делать. Любезный дядюшка Иван Петрович, конечно, пытался, но быстро смирился, встретив яростное сопротивление со стороны юноши. Или не смирился, судя по тому, что притащил в дом этого Волкова. Неужели он думает, что то, что могло сработать, когда Серёже было двенадцать, сработает и сейчас, когда он уже не мальчик, но муж? Впрочем, ротмистру явно требовались какие-то доказательства этого факта. Вот и сейчас мужчина тыкал ему в лицо каким-то учебником. Словно бы Разумовский мало их прочитал за свою недолгую жизнь! Разумеется, на деле ротмистр всего лишь положил книгу на колени юноши, но тот воспринял этот жест именно так и никак иначе.
[indent]Зато стоило Волкову потянуться за книгой самого Серёжи, тот начал отчаянно протестовать, едва не свалившись с кресла, лишь бы не отдавать томик в руки мужчины. Между страниц новомодного нынче французского романа был надежно спрятан бережно сложенный вчетверо листок бумаги с одним из поэтических опытов Сергея Разумовского. Стихи, как водится, были о любви. Не то, чтобы Серёжа хоть что-нибудь в этом смыслил... Но о чем еще писать, когда тебе без малого восемнадцать и приятный идиотизм кружит голову? Никому прежде юный граф не решался показать свои сочинения. Дядя, бывший военный, был чужд служенья муз, а сердобольная Глашка или старый-добрый Архип попросту не поняли бы ничего, хотя наверняка бы похвалили заслуги Серёжи. Но были ли там хоть какие-то заслуги? Близких приятелей у юноши никогда не было, а Загурский и компания наверняка бы подняли на
смех неловкие попытки Сергея что-то творить. Вот и приходилось прятать свои наивные строчки то тут, то там, рассовывая среди тех книг, которые взять почитать его дядюшка бы никогда не решился.
[indent]Зато Волков уже во всю листал злосчастный роман и то, что он найдет листок со стихами, было лишь делом времени. Как оказалось, недолгого времени. Серёжа вспыхнул, стоило ротмистру развернуть чуть пожелтевший листок. Уши его предательски горели. Наверняка теперь у Волкова будет лишний повод подтрунивать над ним. Такой солдафон вряд ли разбирается в поэзии, тем более, что сам Разумовский свои стихи верхом мастерства не считал. Даже не решился посылать их в издательство, пусть и под чужим именем.
[indent]А впрочем почему он должен смущаться и оправдываться? В конце концов, это не он роется в личных вещах ротмистра без спросу! Серёжа выпрямился, гордо тряхнув огненными волосами, которые уже не могла сдерживать лента, и теперь они мягко заструились по плечам юноши.
[indent]- Там написано:
Я всё забыл, дышу лишь ею,
Всю жизнь я отдал ей во власть.
Благословить её не смею
И не могу её проклясть.
[indent]Граф протянул руку, желая вернуть то, что принадлежало ему по праву.
[indent]- Отдайте записку, сударь. К вам она не имеет никакого отношения. И к занятиям экономикой, кстати, тоже. La malédiction!
[indent]Синие глаза юноши яростно сверкнули. Весь его вид говорил о том, что он не намерен терпеть, если ротмистру вдруг вздумается шутить над его поэтическим дарованием. Что этот солдафон вообще может смыслить в искусстве!
[indent]- А что касается вашей книжицы... - Сергей взвесил в руке тяжелый том, - Неужели дядюшка о моем образовании столь скверного мнения? Вот уж никогда бы не подумал! Или это вы обо мне такого мнения? Читал я вашего Адама Смита. Желаете устроить экзаменовку? - бровь юноши удивленно изогнулась.
[indent]Конечно, откуда этому Волкову было знать, что он перечитал все книги, которые имелись в отцовской, а затем и в дядюшкиной библиотеке. Книг по экономике среди них тоже было предостаточно. Должно быть, ротмистр был уверен, что Разумовский-младший кроме попоек и кутежей больше ничем в этой жизни не интересуется. Что ж, Серёже было даже приятно его разочаровать. Мозги он еще пропил не окончательно. К тому же, чтение было едва ли не главным и единственным развлечением в этом доме.

[indent]- ... в связи с этим мы можем утверждать, что Адам Смит ввел такое понятие, как "экономический человек", то есть человек-эгоист, который для удовлетворения своих интересов или желаний удовлетворяет интересы других, таким образом, своей цели он достигает путем сделки с чужим эгоизмом. Всё это изложено в главном труде Адама Смита "Богатство народов" или на языке оригинала - "An Inquiry into the Nature and Causes of the Wealth of Nations", - закончил Серёжа отвечать на вопросы касательно учебника экономики, который дал ему Волков, и теперь был полностью удовлетворен собой, не отказав себе в удовольствии вставить шпильку и процитировать название книги по-английски, демонстрируя тем самым мужчине широту своих познаний, - Кстати, я читал её в оригинале. Мой дядюшка - поклонник всего английского, вернее - противник всего французского. Поэтому гувернер у меня был англичанином, - Разумовский по-доброму улыбнулся, вспоминая свои детские годы до учебы в лицее, - Дядюшка считает, что от французов и немцев я мог бы нахвататься вольнолюбивых идей, - юноша еле сдержался, едва не прыснув от смеха, - Будто бы англичане сами не устроили революцию и не казнили Карла I в 1649 году.
[indent]Серёжа, тряхнув копной рыжих волос, расслабленно откинулся в кресле. Пожалуй, впервые за целый день, да даже впервые за последнее время, он чувствовал себя спокойно. Ему не нужно было ни перед кем пыжиться, выдавая себя не за того, кем он в действительности является. С дядей это была одна маска, с Загурским и прочими приятелями - совершенно другая, но всегда это были маски. Маска весельчака и балагура, маска пропойцы и развратника, маска прилежного ученика, маска достойного продолжателя фамилии... С Волковым не требовалось притворства, они общались словно бы на равных, хотя мужчина был на добрый десяток лет старше Сергея. Интересно, сколько ему? Ротмистр был статен, широкоплеч и по-мужски красив. В его облике не было ничего общего с образом самого Серёжи, отличавшегося тонкостью черт и изящностью тела. Загурский, одинаково любивший как общество юных дев, так и общество молодых мужчин, и проповедовавший это как философию, не раз говорил, что Серёжа сложён не хуже самой прелестной нимфы. Глаза у Михаила Андреевича при этом загорались совершенно нехорошим огнем, хоть юный граф этого и не замечал по наивности. Впрочем, огорчать своего теперь уже наставника, открываясь в своих любовных предпочтениях, Серёжа не хотел. Неизвестно, что офицер подумает о нем. Разумовский слышал, что в армии мужеложство не было такой уж редкостью, но никогда не поощрялось в открытую. Да и не похож был Волков на ценителя мужской красоты. Хотя он и на ценителя стихов не был похож, однако же заинтересовался Серёжиными набросками.
[indent]Вспомнив про предложение ротмистра, Разумовский спохватился, вскакивая с кресла и начиная судорожно рыться в ящиках письменного стола под пристальным взглядом офицера.
[indent]- Я, право, никогда не думал... Да где же она!.. Вам правда понравились стихи? - Серёжа на мгновение замер, взволнованно глядя на мужчину и ища его одобрения, - Если вы хотели лишь посмеяться надо мной, то... - Разумовский вспыхнул, прячась за упавшими на лицо волосами,- Вы скажите и... Вот, - тонкие пальцы протянули ротмистру чёрную потрепанную тетрадь, испещренную мелким убористым почерком, - Думаю, стихи скверные, но, может, ваш издатель выберет два или три, которые... - Сергей перешел на шепот, а последние слова и вовсе застыли где-то на губах,- Только не под настоящим именем. Дядюшке это явно не понравится.
[indent]Только поэтов в их роду и не хватало. Поэзия, по мнению Ивана Петровича, занятие несерьезное и недостойное столь знатного дворянина, потому Серёже и приходилось прятать все свои вирши подальше от дядюшкиных глаз, чтобы он не заподозрил за племянником такого увлечения.
[indent]- Не говорите ему, пожалуйста. Дайте слово офицера, что не скажете!- с жаром выпалил Разумовский и тут же потупился, нервно теребя кружевные манжеты на рубахе, рискуя изорвать изящное испанское кружево в клочья к явному неудовольствию дядюшки, заплатившего за него немалые деньги.

[indent]Серёжа смутился. Слышать похвалу от совершенно постороннего человека было для него в диковинку. Признаться, он и от родного дядюшки крайне редко слышал добрые слова в свой адрес. Иван Петрович никогда не был щедр на комплименты достоинствам своего племянника, если вообще замечал в нем какие-нибудь достоинства. Сергей был совершенно не похож ни на одного из Разумовских и пошел и лицо, и цветом волос в свою покойную мать. Характером, впрочем, он более напоминал отца, такого же упрямца, или даже самого Ивана петровича, в чём. впрочем, последний категорически не был согласен, уверяя, что это в племяннике играет дурная кровь его родственников по материнской линии. А там, если верить семейным легендам, не обошлось и без итальянских кровей. Должно быть, именно поэтому юному графу так нравилось искусство эпохи Возрождения, столь презираемое дядюшкой. Вообще Серёжин опекун был глубоко убежден, что племянник только и делает, что спорит с ним, нарочно выбирая себе в увлечения именно то, что никогда бы не одобрил Разумовский старший. Потому услышав вопрос ротмистра, юноша на мгновение заколебался, обдумывая, что следовало бы ответить, и насколько он готов посвятить постороннего человека в свои семейные тайны.
[indent]- Если бы любезный мой дядюшка хоть сколько-нибудь интересовался моими увлечениями или дарованиями, то давно бы и сам во всём сумел убедиться, - Разумовский младший покачал головой, - Не ему больше нравится поучать меня, заранее обвиняя в безалаберности. Иван Петрович сам решил, что я позорю фамилию, зачем же мне его разочаровывать, ежели ему так приятно считать?
[indent]Серёжа с детства очень хорошо усвоил поговорку, что если человека сто раз назвать свиньёй, то на сто первый - он непременно захрюкает. Так и он сам. Дядюшка столько раз успел повторить ему идею о его, Сергея, полной несостоятельности как мужчины и дворянина, что он и сам начал в это верить. Зачем стараться, если тебя уже заранее провозгласили ржавым звеном в цепи, погнувшимся колесом, затупленным кинжалом... Серёжа мог бы еще долго упражняться в сочинении метафор, но, должно быть, у него был очень растерянный вид, раз Волков так внимательно смотрел на него.
[indent]- Но полно об этом, - Разумовский попытался натянуто улыбнуться, - Давайте я попрошу Глафиру подать нам ужин.
[indent]Сергей поспешил ретироваться прочь из комнаты, чтобы больше не отвечать на вопросы ротмистра, тем более на те, на которые у него не было подходящих ответов, либо были те, которые он вряд ли хотел озвучивать.

[indent]После ужина Разумовский, сославшись на недомогание, вновь заперся в своей комнате, на этот раз не помышляя о том, чтобы сбежать из дома и присоединиться к компании Загурского, тем более, что он уже не знал, где того следовало бы сейчас искать. Да и не хотелось юноше, если честно. веселиться и делать вид, что у него всё прекрасно, в то время, как это было совсем не так.
[indent]Он забрался с книгой на кровать, закутавшись в одеяло, радуясь, что дядюшка не видит этой картины, не то непременно нашел бы очередной повод для недовольства Серёжиным поведением. За окном начинался дождь, и первые крупные капли уже во всю грохотали по подоконнику. Дождь Серёжа любил, под него всегда хорошо мечталось. Но вот комнату озарили первые всполохи молнии, и где-то вдали зарокотал первый весенний гром. Юноша отложил книгу,тяжело дыша, и шепотом зашептал слова молитвы Богородице. Будучи совсем маленьким, он едва не сгорел во время грозы, заснув в овине, умаявшись от игр на свежем воздухе. С тех пор даже слабое проявление стихии вызывало у Серёжи панику. От особенно яркого всполоха он взвизгнул и нырнул под одеяло, трясясь и размазывая по лицу горячие слёзы.
[indent]- Господь всемогущий, пусть всё поскорее закончится... Прошу Тебя, пожалуйста...
[indent]Можно было бы, как в детстве, прибежать в людскую и забраться под теплый бок Глашки, а та бы гладила его своей большой мягкой ладонью, называя сиротинушкой и успокаивая, но Серёжа был уже взрослым, к тому же дома были гости. Оставалось лишь молиться, чтобы гроза прошла быстро, а он бы не начал по своему обыкновению задыхаться от охватившей паники.

[indent]Яркие всполохи озаряли комнату ежесекундно. Казалось, что Зевс Громовержец прогневался на человечество и теперь норовит сразить грешную землю молниями из своего трезубца. Серёжа, испуганно забившийся в угол кровати и теперь лишь жалобно скуливший там от страха, будто бы видел эти разящие стрелы сквозь толщу одеяла. Раскаты грома оглушали, заставляя вздрагивать от каждого громкого звука. В какой-то момент он начал задыхаться, в панике трясясь и обливаясь потом.
[indent]Ему вновь было десять лет, а вокруг была стена из огня и дыма и нигде не было выхода. Он закричал, но крик потонул в треске рушащихся балок деревянного овина. Едкий дым разъедал глаза, не давая дышать. Серёже казалось, что он лежит на полу, прикрывая голову руками, чтобы хоть как-то укрыть её от падающих сверху искр. Воздуха катастрофически не хватало, он уже начинал хрипеть, сдавливая руками собственное горло, словно пытаясь разодрать ворот рубашки, мешающей сделать вдох.
[indent]И вдруг чьи-то большие и сильные руки выдернули его из этого кошмара. Он разевал рот, подобно выброшенной на берег рыбе, пытаясь сделать глоток кислорода. Кто-то прижал его к себе, уверяя, что всё хорошо, и он теперь в безопасности. Юноша прижался к широкой груди, вцепляясь онемевшими пальцами в ткань рубашки своего спасителя. Воздух выходил из горла с каким-то свистом. Слёзы непроизвольно лились из его глаз, оставляя неровные мокрые дорожки и делая лицо некрасивым. Разумовский громко всхлипывал, повторяя как в бреду:
[indent]- Нет, нет, нет... Пожалуйста, пожалуйста... не надо...
[indent]Серёжа в очередной раз особенно громко всхлипнул и, наконец, затих, зажмурившись. Он постепенно начинал успокаиваться, сердце стучало в груди уже не так бешено, дышать становилось легче и даже непрошенные слёзы уже не так щипали бледные щеки. Руки юного графа всё еще неистово продолжали сжимать ткань чужой рубашки, хватаясь за нее, как за последний островок ускользающей реальности.
[indent]Наконец, возникшая паника миновала, и юноша впервые глубоко сумел вздохнуть, наконец, открывая заплаканные синие глаза. Он всё еще был в своей комнате, на своей постели, а ротмистр Волков держал его в своих объятиях и шептал что-то успокаивающее. Раскаты грома слышались уже где-то далеко отсюда, гроза миновала.
[indent]Серёжа вдруг резко отпрянул, ошеломленно глядя на мужчину, и густо залился краской. Он позволил себе детскую слабость в присутствии военного. Наверняка Волкову это не понравится, и теперь он будет потешаться над Серёжей. Но, вопреки всему, офицер выглядел спокойным и лишь по-доброму участливо смотрел ан перепуганного Разумовского, и не думая смеяться над ним.
[indent]- П-простите меня Б-бога ради... - тихо залепетал юный граф, посильнее натягивая на себя одеяло, словно смущаясь своего невыгодного вида перед мужчиной, - Я не должен был... Не говорите, п-пожалуйста, дядюшке... Взрослый мужчина не д-должен бояться грозы... Я п-понимаю... Бога ради, смилуйтесь, господин ротмистр... - и юноша вновь всхлипнул, не сумев сдержать подступивших эмоций.

[indent]Гроза удалялась, зато чувство стыда накатывало на Серёжу с нестерпимой силой. Как так могло случиться, что он поддался слабости и проявил себя подобно трусу перед этим храбрым человеком! К счастью, Волков и не думал ругать его или потешаться над ним. Он спокойно встал, принес графу стакан воды и постарался вновь его успокоить, осторожно обтирая влажное лицо юноши расшитой вензелями салфеткой. Разумовский на мгновение замер, когда мужчина коснулся его волос, убирая со лба растрепанные взмокшие пряди. Было в этом жесте что-то интимное и завораживающее. Прежде ни один человек так не касался его. Серёжа рисковал вновь покраснеть, но в этой ситуации хуже уже просто было некуда.
[indent]Юноша обеими руками вцепился в предложенный ему стакан, жадными глотками выпивая всю воду. Волков оказался прав, ему действительно стало чуть легче. По крайней мере теперь граф хотя бы мог говорить, а не лепетать что-то неразборчивое, перемежаемое бесконечными всхлипами.
[indent]- С-спасибо вам, - Серёжа не нашел ничего лучше, чем протянуть стакан обратно ротмистру, - Я понимаю, что веду себя очень глупо. Взрослому человеку не пристало бояться грозы, - юноша тяжело вздохнул и уронил голову на грудь, вновь прячась за упавшими на лицо прядями, - Я и сам не рад случившемуся.
[indent]Он какое-то время помолчал, вероятно решая, стоит ли посвящать Волкова в свои тайны и теребя край одеяло всё время, пока раздумывал, что ответить. Наконец, вероятно что-то решив про себя, Разумовский поднял голову, встречаясь взглядом с офицером, всё еще молча ожидающем его ответа.
[indent]- Однажды в детстве я заигрался в овине и заснул прямо там в сене. Началась гроза, и молния попала в сарай. Когда я п-проснулся... - Серёжа шумно сглотнул, было видно, что ему тяжело вновь возвращаться в тот день много лет назад, - Когда я проснулся, вокруг было много дыма, было нечем дышать и кругом был огонь. Я метался из стороны в сторону, но не мог выйти. Весь овин был охвачен огнем, - юноша тяжело и прерывисто вздохнул, - Я к-кричал и звал на п-помощь, но никто не приходил. Я думал, что это конец. Н-не знаю, как меня спасли, я лишился чувств и ничего не видел и не с-слышал. Потом говорили, будто бы дверь овина была заперта.
[indent]Серёжа шумно выдохнул и взглядом попросил еще воды. Напившись, он обтер губы прямо рукавом сорочки и с благодарностью во взгляде вновь отдал стакан Волкову, продолжая рассказ.
[indent]- С тех пор я всякий раз молюсь, чтобы не было грозы, потому что меня охватывает паника, и я начинаю задыхаться, когда тогда, в детстве.
[indent]Поделиться с мужчиной было неплохой идеей, потому что на душе у юноши стало как-то легче и светлее. Он никому прежде не рассказывал об этом, но теперь чувствовал, будто бы с плеч свалился тяжелый груз. На Серёжу вмиг навалилась усталость, глаза стали закрываться, а тело сделалось ватным. Он поудобнее "угнездился" в собственной постели и, не удержавшись, зевнул.
[indent]- Не уходите сегодня никуда, пожалуйста, здесь достаточно места для двоих человек, - вдруг послышалось откуда-то из одеял, когда ротмистр уже было собрался оставить Серёжу отдыхать. Глаза юноши медленно сомкнулись, а лицо через мгновение посветлело. Больше ему ничего не угрожало.

[indent]Он проваливался в сон, словно погружаясь в воду - сначала медленно барахтаясь на мелководье, а потом разом на самое дно. Ему снилось лето и старая деревянная веранда с облупившейся белой краской. А на веранде - пузатый самовар с блестящим медным боком, устало фырчащий и пышущий жаром и целая плошка с крыжовенным вареньем. Оно особенно хорошо всегда удавалось маменьке. Он знает, что мама где-то здесь, что сейчас она выйдет приглашать всех к обеду, а пока можно бегать в саду наперегонки с серебристыми стрекозами и смеяться. Ему снится ротмистр, веселый и смеющийся уголками глаз, в которых залегли морщинки. Ротмистр одет в белую распахнутую сорочку, а в его смоляных волосах - садовое разнотравье, словно он валялся только что где-то в высокой траве. Серёжа вновь смеётся и протягивает ему венок, который сплел сам из васильков и ромашек, что растут здесь же в саду. Это маменька научила Серёжу плести венки. Смуглому темноволосому Волкову очень идет эта цветочная корона. Юноша поправляет венок на голове у мужчины, а в это время маменька зовёт их на веранду пить ароматный чай. У Волкова на губах янтарные капельки крыжовенного варенья. Серёжа смеется и тянется прямо голыми пальцами стереть эту липкую сладость.
[indent]У ротмистра на губах нет никакого варенья. Его губы мягкие, они чуть приоткрыты, пропуская горячее глубокое дыхание. Серёжа смотрит во все глаза, не понимая, это сон или реальность. Юноша крепко зажмуривается... Волков никуда не исчез и у него по-прежнему приоткрыты губы, он спит, не реагируя даже на внезапное прикосновение Разумовского.
[indent]Первым желанием Серёжи было, конечно же, отстраниться, пока он не был застигнут на месте. Но Волков, кажется, и не думал просыпаться, во сне лишь облизав пересохшие губы. Губы у него были красивыми, и даже завитые усы не портили суровую мужскую красоту ротмистра. Его веки в обрамлении черных ресниц чуть подрагивали, выдавая, что мужчине что-то снилось. Хотел бы юный граф знать, что именно. Но пока офицер спал, у него была возможность спокойно разглядывать его, не боясь осуждения и хмурых взглядов. Серёже на мгновение подумалось, что он сам хотел бы быть похожим на Волкова, быть таким же мужественно красивым... или... иметь кого-то столь же красивого рядом. Что-то внутри "любезно подсказало", что граф не отказался бы делить постель с таким, как Волков. Серёжа зарделся, попытавшись даже прикрыть глаза и прекратить пялиться на спящего мужчину, но любопытство вновь взяло верх. Пользуясь возможностью, он зачем-то заглянул и под оделяло, но, ничего толком там не увидев, разочарованно вновь улегся на подушку, подложив ладонь под голову. Было еще очень рано и лучше было бы ему поспать, чтобы на утро не чувствовать себя разбитым.
[indent]Разумовский глубоко вздохнул и вновь придвинулся к боку ротмистра. На утро можно будет всё списать на сон, во время которого трудно контролировать себя. Волков пах... мужчиной. У юноши разом защемило что-то в животе, не позволяя ни шевельнуться, ни перестать вдыхать этот запах. Запах спокойствия и мужественности. Знал бы Загурский, куда завела его эта ночь, точно бы умер от зависти. Юный граф удовлетворенно вздохнул и уткнулся носом в грудь офицера. Немного подумав, он перекинул руку через тело Волкова и обнял того, едва касаясь ладонью пояса мужчины. Волков был горячим как печка. Иначе как еще объяснить непреодолимое желание Серёжи немедленно скинуть с себя все остатки одежды? Но это бы точно удивило ротмистра, если не сказать хуже. Оставалось просто лежать, не шевелясь, и вдыхать запах офицера, пока сон вновь не сморил его, на этот раз до самого утра.

[indent]Наконец-то, сны были хорошими. Что-то теплое, нежное, ласковое обволакивало Серёжу с головы до ног, заставляя улыбку играть на устах помимо его воли. Чьи-то мягкие губы целовали его висок, щекотали ухо, согревая и даря приятные ощущения где-то внизу живота. Он уже собрался было потянуться вперед, чтобы это ощущение не ускользало, как вдруг всё разом исчезло, и словно бы повеяло холодом. Юный граф поёжился, сильнее кутаясь в одеяло. Просыпаться было еще не время, можно было валяться в постели до полудня, пока ротмистр не пришел бы гневно будить его и читать нотации. Ротмистр... Серёжа резко распахнул глаза, садясь на кровати, силясь, наконец, проморгаться. Волков стоял чуть поодаль, а с его ладони стекали алые капельки крови.
[indent]- Что здесь... - голос спросонья был тихим и хриплым, так что Разумовскому пришлось откашляться, - Как вы... откуда...
[indent]У юного графа в голове вертелись миллионы вопросов, которые он не мог даже толком сформулировать, лишь перечисляя вопросительные местоимения. И без того большие синие глаза удивленно расширились и теперь с ужасом взирали на окровавленную руку Волкова.
[indent]- Да как же это... Надо же перевязать! - Разумовский заторопился, стараясь выпутаться из одеяла, и в итоге едва не свалился с постели аккурат к ногам ротмистра.
[indent]Тут же вскочив, Серёжа принялся хаотично бегать по комнате, вероятно, ища, чем бы помочь Волкову. Не придумав ничего лучше, он рванул на куски одну из своих белоснежных сорочек, отрывая от нее длинный лоскут.
[indent]- Давайте же скорее!.. - дрожащие пальцы попытались приладить повязку к ладони ротмистра, но так как прежде граф этого никогда не делал, выходило из рук вон плохо. Еще и проклятые осколки графина норовили, того и гляди, подвернуться под босые ступни юноши.
[indent]С горем пополам закончив перевязку, Серёжа поспешил крикнуть из людской Глашку и Архипа, чтоб несли метлу, а сам принялся собирать на полу разлетевшиеся стекляшки, заранее громким шиком остановив офицера от попыток помочь. Не хватало еще, чтобы Волков порезал вторую руку. Прибежавшие на истошные крики молодого барина слуги начали охать и причитать, советуя вызвать "дохтура", от присутствия которого ротмистр наотрез отказался. Должно быть, в его жизни встречались ранения и посильнее. Серёже в какой-то момент стало даже неловко. Он тут разорался как заполошный из-за каких-то царапин, а Волков, должно быть, бывал и на настоящей войне. Единственный плюс, который можно было извлечь из этой ситуации, так это то, что на сегодня ротмистру было не до фехтования.
[indent]С елейной иезуитской улыбочкой и полными сострадания глазами Разумовский с самого утра старался окружить офицера такой заботой и участием, что тот в конце концов сдался, отменив, но всего на один день, все обязательные для Серёжи "экзекуции". И, когда вечером мужчина отправился почитать перед сном в отведенную ему комнату, юный граф смекнул, что никаких заданий у Волкова для него не предвидится, а сам он вряд ли выйдет из спальни, если только не новая гроза и приступ паники у Серёжи, а, значит, можно постараться улизнуть к Загурскому и его кузену. Глашка по секрету рассказала графу, что те вновь заезжали после обеда, справляясь о нем, но были отправлены ротмистром восвояси. Такое поведение офицера не на шутку разозлило юного графа. Неужто он решил, что Разумовский ему какая-то вещь, которой можно распоряжаться по своему усмотрению? От жалости к пораненной руке к вечеру не осталось и следа.
[indent]Сергей поднялся в свою комнату, надел парадный сюртук (гулять, так гулять!) и уже хотел было вылезти в окно, но здраво рассудил, что ноги у него одни, и другие вместо этих не поставят, если он их переломает, прыгая со второго этажа. Было решено тихо спуститься по лестнице и выйти через людскую и кухню. В конце концов, это его дома, и почему он должен выбираться куда-то через окошко?
[indent]Полный решимости, Разумовский шмыгнул из своей спальни в коридор. К счастью, ни одна половица не скрипнула. Всё же добротно строили этот особняк, ничего не скажешь. Ловко миновав дверь в комнату ротмистра, Серёжа подошел к лестнице, ведущей на первый этаж. Еще немного и всё удастся. А Бог даст, то и Волков до самого утра не обнаружит его отсутствия, тем более, что они уже попрощались и пожелали друг другу доброй ночи. С улыбкой на устах граф легко сбежал по лестнице, тут же свернув из гостиной в сторону кухни. Слуги тоже уже закончили свои дела и теперь готовились ко сну. Ничего не предвещало беды. Графу оставалось преодолеть небольшой коридор и кухню и он будет свободен.